Как правило, вопросы определения применимого права в случае нарушения исключительных прав в сети Интернет рассматриваются под призмой традиционного подхода, не учитывая специфику сети Интернет как децентрализованной и трансграничной сети. Данный факт влечет необходимость критически переосмыслить и актуализировать существующие подходы, касающиеся определения применимого права.

Предметом исследования выступают особенности определения права, применимого к установлению факта нарушения исключительных прав, а также права, применимого к способам защиты.

Автор анализирует акты различного уровня (Бернская конвенция, законодательные акты Европейского союза, Российской Федерации, Швейцарии, Китайской Народной Республики, акты «мягкого права») и приходит к выводу о том, что акты «мягкого права» содержат предложения по более детальному регулированию рассматриваемых вопросов, но в силу своей природы не являются обязательными для правоприменителя. Выдвигается предложение о необходимости определения на теоретическом уровне условий, которым должен соответствовать выбор страны, в отношении которой истцом испрашивается защита в случае нарушения исключительных прав в сети Интернет. Так, истцу следует выбирать страну, где последствия нарушения для него наиболее ощутимы. Также важно предоставить сторонам возможность заключить соглашение о выборе применимого права в отношении способов правовой защиты после возникновения спора, что повысит правовую определенность правоотношений.

Современные технологии не только упрощают научную деятельность, но и предоставляют больше возможностей для посягательства на чужую интеллектуальную собственность посредством плагиата. При этом национальные законодательства либо не содержат его определения, либо не конкретизируют его. Более того, в настоящее время ведется немало дискуссий о том, что такое плагиат, в каких случаях и каким образом он должен наказываться. Ситуация осложняется тем, что существуют различные подходы к плагиату и нет единства мнений относительно того, является ли «самоплагиат» формой плагиата или подлежит рассмотрению отдельно от посягательств на интеллектуальную собственность. Пытаясь разобраться в данном вопросе, авторы приводят в сравнение различные подходы к плагиату и рассматривают некоторые современные средства обнаружения плагиата.

Результаты творческого труда, доступные для публичного обозрения посредством их трансляции в информационной среде, получили название цифровое искусство (digital art, цифровое искусство). На сегодня не сформировано унифицированного понятия цифрового искусства, не существует законодательного закрепления данного термина. Попытки найти ответ на то, что такое цифровое искусство и какие права имеет его приобретатель, сегодня являются актуальными вопросами юридической науки. В то же время технология блокчейн позволила создать новые способы обращения цифровых объектов искусства. Появление NFT, в свою очередь, также актуализировало м ножество спорных вопросов в современной юридической науке.

Целью исследования является правовая квалификация предметов искусства в условиях развития рынка NFT. В связи с этим автор ставит перед собой задачи: изучить структуру NFT как объекта гражданского права и рассмотреть потенциальные риски для правообладателей интеллектуальной собственности при приобретении NFT.

Методология данного исследования основана на использовании совокупности общенаучных методов и специальных м етодов познания: системно-структурный м етод, системно-функциональный, индукция и дедукция, аналогия, формально-логический метод, системный подход. В частности, в работе широко использовался диалектический метод, который дал возможность исследовать проблемы в единстве их социального содержания и правовой формы, провести системный анализ правовых норм в сфере обращения предметов искусства в цифровом пространстве. Формально-правовой метод позволил определить правовые категории путем выделения основных особенностей явлений и процессов, связанных с вопросами исследования.

Автор данной работы сделал предположения о правовой природе цифрового искусства и NFT, их месте в системе права интеллектуальной собственности. Автор пришел к выводу, что крипто-арт является одним из видов цифрового искусства. Специфической чертой предметов криптографического искусства является то, что они создаются и существуют непосредственно в блокчейн. При этом автор пришел к выводу, что не все NFT, связанные с объектом искусства, выступают в качестве крипто-арта в гражданском обороте.

В статье рассматриваются проблемы правового регулирования государственных закупок в интеграционных образованиях — Европейском союзе (ЕС) и Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС). Богатый опыт ЕС в сфере государственных закупок представляет интерес для ЕАЭС, перед которым стоят аналогичные и во многом еще нерешенные задачи, среди них в первую очередь цифровизация государственных закупок.

Российские авторы часто обращаются к опыту ЕС для знакомства с лучшими практиками регулирования, но при этом сфера государственных закупок изучена недостаточно полно. Цель этого исследования — сравнить правовое регулирование государственных закупок в ЕС и ЕАЭС в контексте их цифровизации, выделить инструменты, применяемые в ЕС, которые могли бы быть интересны для ЕАЭС, и сформулировать общие направления развития и выделить различия на пути к цифровизации закупок в ЕС и ЕАЭС.

В статье проводится сравнение правовых оснований и главных этапов развития политики ЕС и ЕАЭС в сфере государственных закупок, рассматривается цифровизация государственных закупок как общий тренд развития законодательства в данной сфере, а также отдельные инструменты осуществления государственных закупок в ЕС и ЕАЭС, позволяющие реализовывать данный тренд в жизни. Результаты исследования основаны на анализе правовых актов ЕС и ЕАЭС и правоприменительной практики.

В результате проведенного исследования был сделан вывод о том, что некоторые эффективные инструменты системы государственных закупок ЕС могут быть применены в праве ЕАЭС или национальном праве его государств-членов при условии, что будут учтены различия путей исторического развития систем государственных закупок в ЕС и ЕАЭС, а также национальный опыт государств — членов ЕАЭС.

Цифровизация и стремительное развитие общества определяют необходимость адаптации законодательства и правоприменительной практики к требованиям цифровой эпохи. Антимонопольная политика также претерпевает изменения и разрабатывает инструменты, которые позволяют своевременно реагировать на вызовы цифровой экономики. Одним из таких инструментов является поведенческая экономика, которая приобретает всю большую значимость в современной цифровой среде и позволяет регулирующим органам проявлять гибкость и способствовать достижению основных целей законодательства о конкуренции —сохранение конкурентного состояния рынка и недопущение концентрации избыточной власти в руках одного хозяйствующего субъекта.

Практика применения поведенческой экономики антимонопольными органами становится все более обширной, поскольку в цифровой среде находится большой пул данных, в том числе о потребителях, который может быть использован компаниями для влияния на пользователей, что может привести к недобросовестной конкуренции. Таким образом, в статье будет изучен вопрос использования антимонопольными органами поведенческой экономики в части потребительского выбора с целью установления возможных поведенческих особенностей потребителей, которые влияют на корректное определение товарных рынков и идентификацию нарушений конкурентного законодательства компаниями.

Применение юридического доктринального подхода, описательного м етода и метода сравнительного правоведения позволит установить актуальность темы в разных странах, перспективы и траектории применения поведенческой экономики в антимонопольной практике.

В результате исследования установлен глобальный тренд в применении поведенческой экономики антимонопольными органами как при определении границ товарных рынков, так и для выявления нарушений антимонопольного законодательства. Делается вывод, что использование подобного инструмента будет продолжаться, поскольку содействует своевременной адаптации существующего антимонопольного законодательства к вызовам цифровой эпохи, способствует достижению целей законодательства о конкуренции и создает процветающую конкурентную среду.