Обращение взыскания на криптовалюту в рамках исполнительного производства: возможная модель

Введение

Дематериализация гражданского оборота, безусловно, является одной из тенденций развития современного права. Все большее распространение цифрового имущества и цифровых средств расчета привело к тому, что, по некоторым данным, на 2022 г. в цифровых активах (в частности, в криптовалюте) хранилось до 1,2 трлн долл. США¹; примерно 12% от этой суммы (214 млрдмдолл. США, или 16,5 трлн руб.) принадлежало россиянам².

С принятием федерального закона «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательный акты Российской Федерации» (далее — ФЗ о ЦФА)³ цифровая валюта⁴ приобрела легальный статус, что, в свою очередь, создало предпосылки для обсуждения вопроса об обращении взыскания на такое имущество в рамках исполнительного производства. Однако специфический механизм такого взыскания в федеральном законе «Об исполнительном производстве»⁵ (далее — ФЗ «Об исполнительном производстве») закреплен не был; законодательство об исполнительном производстве ограничивается лишь указанием на то, что для целей исполнительного производства цифровая валюта признается имуществом⁶. В то же время в научной литературе справедливо указывается на то, что криптовалюта представляет собой имущество особого рода (Yankovskiy, 2020, p. 50) и использование в отношении нее существующих механизмов обращения взыскания не всегда возможно и (или) эффективно.

Несмотря на наличие ряда исследований, специально посвященных вопросам регулирования цифровой валюты (см., в частности: Sannikova et al., 2020; Krokhina, 2023; Egorova, 2021), вопрос о надлежащей адаптации механизмов обращения взыскания, существующих в российском исполнительном производстве, к специфике данного имущества вряд ли можно считать исчерпывающе раскрытым.

Во-первых, криптовалюты многообразны, и до недавнего времени дискуссия развивалась преимущественно вокруг определения их правовой сущности, типологизации и надлежащего правового режима (Belykh & Bolobonova, 2019; Sannikova & Kharitonova, 2020; Yankovskiy, 2020), не затрагивая более частные вопросы. Во-вторых, даже авторы, интересующиеся обращением взыскания на цифровую валюту, зачастую рассматривают этот вопрос под совершенно определенным (как правило, соответствующим их предметной области) углом, практически не касаясь механизмов исполнительного производства (Shishmareva & En’kova, 2024). Как следствие, публикаций, раскрывающих этот вопрос применительно к исполнительному производству, единицы (Aksenov, 2021; Kozlachkov, 2022). В-третьих, даже в рамках обсуждения, специализированного на вопросах обращения взыскания на цифровую валюту в рамках исполнительного производства, некоторые тезисы представляются дискуссионными или не до конца раскрытыми.

Попытки адаптировать механизмы принудительного исполнения к реалиям современного оборота имеют место не только на национальном, но и на международном уровне. Так, в 2021 г. Международным советом судебных исполнителей (International Union of Judicial Officers, UIHJ) с участием в том числе российских представителей был принят «Всемирный кодекс цифрового исполнения». Принудительному исполнению за счет цифровых активов в нем посвящены части 5 («Исполнение в отношении цифровых активов») и 7 («Арест криптоактивов»)⁷. Данный документ, обобщающий опыт обращения взыскания на цифровые активы в различных правопорядках, полагаем, также может быть учтен при выработке подходов к данному вопросу в национальном законодательстве.

Методология

Российское исполнительное производство обладает довольно разветвленным механизмом обращения взыскания на имущество, дифференциация которого зависит от целого ряда обстоятельств: существа исполняемого требования, физических, экономических и правовых свойств имущества, на которое обращается взыскание, правового статуса должника и т.д. (Kudryavtseva, 2015, pp. 27–28). Поэтому построение приемлемой модели обращения взыскания на цифровую валюту требует прежде всего установления свойств данного вида имущества и выявления среди них тех, которые могут повлиять на дифференциацию механизма обращения взыскания с точки зрения действующих норм российского исполнительного производства.

Между тем исполнительное производство в силу специфики целей, стоящих перед ним, зачастую очень прагматично и нередко отступает от теоретических соображений в пользу более быстрого и эффективного исполнения требований, нуждающихся в принудительном исполнении. Поэтому существующие механизмы обращения взыскания на имущество нуждаются в анализе также с точки зрения соответствия их «механики» и целевого предназначения потребностям обращения взыскания именно на цифровую валюту.

Таким образом, методология настоящего исследования определяется спецификой его предмета и заключается в использовании:

1) генетического метода, предполагающего установление сущностных характеристик криптовалюты с целью их последующего отражения в соответствующем правовом регулировании;

2) метода системного анализа, предполагающего рассмотрение механизма обращения взыскания как целостного, образованного рядом взаимосвязанных элементов.

Результаты

Проведенное исследование позволило прийти к следующим основным выводам.

1. Несмотря на разнообразие мнений относительно правовой природы криптовалют (Yankovskiy, 2020), ответ на этот вопрос, как представляется, не должен иметь решающего значения для построения надлежащей модели обращения взыскания на цифровые валюты. В вопросах построения такой модели следует придерживаться прагматичного подхода. Если в интересах быстрого и эффективного принудительного исполнения цифровые валюты могут быть восприняты как бездокументарные ценные бумаги или дебиторская задолженность, полагаем, это должно быть сделано.
2. В силу многообразия цифровых валют (Sannikova & Kharitonova, 2020, pp. 119–123) и, соответственно, их характеристик построение универсальной модели обращения взыскания на цифровые валюты вряд ли возможно. Поэтому обращение взыскания на них должно дифференцироваться в зависимости от:

• наличия/отсутствия у должника доброй воли на раскрытие информации о принадлежащих ему криптовалютных активах и на содействие в обращении взыскания на них;
• централизованного/децентрализованного характера эмиссии и оборота цифровой валюты; подчинения/неподчинения оператора информационной системы, в которой обращается цифровая валюта, российскому регулятору;
• возможности получения доступа к криптокошельку должника помимо его воли;
• обеспеченности/необеспеченности криптовалюты реальными активами.

В зависимости от вида цифровой валюты и складывающейся фактической и правовой ситуации обращение взыскания на криптовалюты может быть основано на общем порядке обращения взыскание на иное имущество (не денежные средства) либо потребовать его встраивания в механизм исполнения неимущественных требований, не допускающих замену субъекта исполнения.

Дискуссия

Действительное содержание механизма обращения взыскания на имущество, безусловно, шире его легального определения, закрепленного в ч. 1 ст. 69 ФЗ «Об исполнительном производстве». По смыслу ФЗ «Об исполнительном производстве» для обращения взыскания на имущество его необходимо найти, арестовать и, если требуется, изъять и либо оценить и реализовать, либо передать взыскателю.

Таким образом, из совокупности характеристик, которыми могут обладать криптовалюты, в рамках исполнительного производства нас могут интересовать только те, которые вносят какое-либо своеобразие в одну или несколько вышеобозначенных процедур. К их числу могут быть отнесены:

• цифровая форма (бестелесность);
• анонимность (или псевдонимность);
• приватность;
• децентрализованность и
• спекулятивность.

При этом вопрос о правовой сущности цифровой валюты в рамках рассматриваемой темы, полагаем, не имеет решающего значения. Единственное, вероятно, что важно с точки зрения исполнительного производства, то, что цифровая валюта не является денежными средствами, с чем после принятия ФЗ о ЦФА вряд ли кто-то спорит. В этом смысле сложившегося в науке и правоприменительной практике понимания цифровой валюты как иного имущества (Yankovskiy, 2020, pp. 50–52) для исполнительного производства вполне достаточно.

Достигнув вышеупомянутого понимания, рассмотрим, как указанные характеристики криптовалют влияют на дифференциацию процедуры обращения взыскания на них.

Наличие/отсутствие у должника доброй воли на раскрытие информации о принадлежащих ему криптовалютных активах и на содействие в обращении взыскания на них

Поскольку цифровая валюта представляет собой совокупность данных (запись) в информационной системе⁸, доступ к которой, к тому же, зачатую имеет только сам должник (приватность криптовалют), сведения о принадлежности должнику таких активов по общему правилу сложно получить традиционными средствами поиска имущества (запрос сведений об имуществе должника, осмотр места жительства или места нахождения должника⁹). Поэтому наличие у должника доброй воли на раскрытие информации о принадлежащей ему цифровой валюте и на содействие судебному приставу в обращении взыскания на нее может иметь решающее значение для процесса принудительного исполнения.

Способствовать возникновению у должника такой воли можно как уже предлагавшимися в науке мерами негативного (астрент (Kuznetsov, 2022)), косвенного принуждения (Aksenov, 2021), так и перспективными мерами позитивного воздействия, например путем освобождения должника от исполнительского сбора в той части, в которой раскрытые им криптоактивы покрывают требование взыскателя/взыскателей. Полагаем, что такая мера не только коррелирует со специфическими характеристиками криптоактивов (в частности, их приватностью и анонимностью), но и вполне соответствует выработанному в российском праве пониманию исполнительского сбора как специальной меры ответственности, направленной, помимо прочего, на понуждение должника к добровольному исполнению требований¹⁰.

При наличии у должника такой воли процесс обращения взыскания на данное имущество по сути будет мало чем отличаться от обращения взыскания на любое другое имущество должника (кроме денег) с той лишь разницей, что криптовалюту невозможно физически изъять. Эта особенность, впрочем, характерна и для других бестелесных активов и может быть преодолена аналогично — путем ограничения доступа должника к таким криптоактивам (например, изъятие физических носителей «бумажного» или «холодного ключа» или зачисление цифровой валюты на специальный криптовалютный счет ФССП России или специализированного хранителя (Aksenov, 2021)).

При отсутствии у должника воли на раскрытие информации о цифровой валюте и содействие судебному приставу в обращении взыскания на нее полноценно возникают проблемы и поиска криптоактивов, и идентификации их владельца, и доступа к таким активам. Соответственно, розыск цифровой валюты и последующее обращение взыскания на нее в такой ситуации потребует использования других средств принудительного исполнения, предусмотренных ФЗ «Об исполнительном производстве», о чем подробнее мы скажем далее.

Централизованный/децентрализованный характер эмиссии и оборота цифровой валюты; подчинение/неподчинение оператора информационной системы, в которой обращается цифровая валюта, российскому регулятору

Как известно, криптовалюты могут быть централизованными и децентрализованными, т.е. иметь единый эмиссионный или операционный центр или не иметь¹¹; эмитент и оператор информационной системы, в которой обращается криптовалюта (далее — криптовалютная биржа), могут как располагаться в российской юрисдикции и подчиняться российским законам, так и находиться за ее пределами и не подчиняться требованиям российских регуляторов.

Последующая дифференциация процедур обращения взыскания на криптовалюту должна происходить с учетом того, имеется ли у нее единый эмисионный и операционный центр и подчиняется ли он российской юрисдикции. Аналогичный подход к дифференциации процедуры исполнения, например, предлагается во Всемирном кодексе цифрового исполнения (процедура ареста цифровых активов с участием третьих лиц урегулирована подразделом 1 разд. «В» ч. 7, процедура ареста с участием должника — подразделом 2 разд. «В» ч. 7).

В случае централизованной эмиссии и оборота криптовалюты, подчинения криптовалютных бирж российскому регулятору обращение взыскания на цифровую валюту может быть построено на основе модели обращения взыскания на бездокументарные ценные бумаги: розыск валюты и идентификация ее владельца путем запроса информации у операторов¹²; установление ограничения на распоряжение цифровой валютой через оператора информационной системы, в которой она обращается¹³; оценка цифровой валюты путем запроса цен у организаторов торговли¹⁴; реализация цифровой валюты на централизованных торгах¹⁵.

Кроме взаимодействия с криптовалютными биржами, в плане розыска и идентификации владельца цифровых активов у судебного пристава-исполнителя также имеется очевидная с точки зрения ч. 6 ст. 14 ФЗ о ЦФА, ст. 86.5 НК РФ и постановления Правительства РФ «Об утверждении Правил ведения реестра лиц, осуществляющих майнинг цифровой валюты, и Правил ведения реестра операторов майнинговой инфраструктуры»¹⁶ возможность запросить такие сведения у ФНС России, хотя очевидно, что такой запрос будет продуктивен только в отношении участников полностью «белого» криптовалютного рынка.

В то же время исторически сложилось так, что большинство цифровых валют являются децентрализованными. Более того, несмотря на то что по смыслу ч. 1–3 ст. 14 ФЗ о ЦФА легальным в России признается оборот цифровой валюты, только полностью подконтрольный российской юрисдикции, большинство популярных криптовалютных бирж не соответствуют этому требованию. Поэтому в значительном числе случаев обращение взыскания на цифровую валюту в порядке, указанном выше, вряд ли возможно, что ведет к дальнейшей дифференциации процедуры обращения взыскания.

Возможность получения доступа к криптокошельку должника помимо его воли

В литературе широко распространено мнение, что технология распределенного реестра делает невозможным доступ к криптоактивам лица без его на то согласия (Aksenov, 2021). С данной позицией можно согласиться лишь отчасти.

Во-первых, в заслуживающих доверие источниках можно встретить утверждение о том, что взлом криптокошелька (в том числе основанного на технологии распределенного реестра) технически возможен (Kozlachkov et al., 2022). Непонятно, впрочем, на какой стадии находится реализация данной технологии и, следовательно, насколько такой взлом возможен фактически. Кроме того, детальной проработки требует вопрос о надлежащей правовой процедуре такого взлома: кем и при каких обстоятельствах будет приниматься это решение, кем и как эти действия будут контролироваться, и т.п.

Во-вторых, как и любая другая технология, технология криптокошелька инфраструктурозависима и оставляет следы. В этом смысле материальные носители, используемые должником для доступа к криптокошельку, часто могут содержать всю информацию, необходимую для доступа к нему третьих лиц (так называемые бумажные и холодные ключи (Aksenov, 2021)). Изъяв такие носители, судебный пристав — исполнитель вполне может получить доступ к криптоактивам должника и обратить на них взыскание помимо его воли.

Поэтому, в целом соглашаясь с мыслью о том, что получить доступ к криптоактивам лица без его согласия сложно, полагаем, что при определенных обстоятельствах это все же возможно.

Представляется, что в связи с этим процесс обращения взыскания на криптовалюту может дифференцироваться следующим образом¹⁷. В отсутствие доброй воли должника и информации о том, что принадлежащая должнику цифровая валюта обращается на криптовалютной бирже, подчиняющейся российскому законодательству, судебный пристав-исполнитель предпринимает усилия, направленные на самостоятельное получение доступа к криптокошельку должника: осматривает жилые и нежилые помещения, занимаемые должником, изымает и исследует принадлежащие ему носители информации, на которых могут содержаться ключи доступа. При этом, естественно, возникает вопрос, обладает ли ФССП России, особенно на низовом уровне, техническими, организационными и людскими (в смысле наличия квалифицированных специалистов) ресурсами, достаточными для такой деятельности. Как представляется, при нынешнем уровне обеспеченности ответ будет скорее отрицательным, чем положительным. В этом плане согласны, что одной из составляющих решения рассматриваемой проблемы должно стать создание если не отдельной функции «киберпристав» (Kozlachkov et al., 2022), то хотя бы специализированных подразделений, способных оказать судебному приставу-исполнителю информационную и техническую поддержку при осуществлении такого рода действий.

В то же время справедливости ради следует отметить, что и при нынешнем уровне технического и кадрового обеспечения ФССП России судебный пристав-исполнитель имеет возможность привлечь к осуществлению отдельных исполнительных действий специалиста, в том числе технического, на основании ст. 61 ФЗ «Об исполнительном производстве». Безусловно, с учетом затрат на привлечение таких специалистов это вряд ли можно рассматривать как постоянное, но вполне пригодно как временное (до создания в ФССП России соответствующих подразделений) решение обозначенной проблемы.

В случае если действия судебного пристава-исполнителя, направленные на получение такого доступа к криптокошельку, не дали результата, он переходит к более специализированной правовой процедуре. В основу данной процедуры, полагаем, может быть положена идея о том, что обращение взыскания на цифровую валюту в такой ситуации должно сочетать черты имущественного и неимущественного взыскания, причем не допускающего замену субъекта исполнения (Kudryavtseva, 2015), т.е. необходимо оказывать прогрессирующее воздействие на волю должника, как это предусмотрено статьей 105 ФЗ «Об исполнительном производстве», с целью понуждения его к самостоятельному исполнению требования за счет криптоактивов или предоставлению судебному приставу-исполнителю доступа к криптокошельку.

Естественно, мысль об использовании механизмов исполнения неимущественных требований для целей обращения взыскания на имущество, пусть даже и осложненного криптоэлементом, может вызвать возражения. Однако при подробном рассмотрении вряд ли данные возражения могут быть признаны обоснованными.

Во-первых, российское законодательство об исполнительном производстве и так признает возможность понуждения должника к добровольному исполнению требований имущественного характера мерами неимущественного характера (например, ст. 67, 67.1 ФЗ «Об исполнительном производстве»). Во-вторых, с исполнением требования за счет обращения взыскания на цифровую валюту аксиологически имеет место абсолютно та же ситуация, что и в случае с исполнением неимущественных требований, не допускающих «суррогатного» исполнения: возможность исполнения требования не утрачена, но без воли должника его достичь невозможно. И коль скоро пока добиться принудительного исполнения за счет обращения взыскания на криптовалюту без воли должника мы не можем, нужно воздействовать на нее имеющимися правовыми средствами.

С учетом этого полагаем, что механизмы ст. 105 ФЗ «Об исполнительном производстве» вполне могут быть использованы и для целей обращения взыскания на цифровую валюту. Например, именно такой подход предлагается в ч. 9 Всемирного кодекса цифрового исполнения, где говорится, что национальное законодательство должно предусматривать меры воздействия на должника с целью побуждения его к сотрудничеству с судебным исполнителем при обращении взыскания на цифровые активы.

Обеспеченность/необеспеченность криптовалюты реальными активами

Криптовалюты — это, как правило, чисто спекулятивный, ничем не обеспеченный актив¹⁸. В этом смысле при обращении взыскания на цифровую валюту по общему правилу требуется ее оценка специалистом-оценщиком (по аналогии с п. 2 или 3 ч. 2 ст. 85 ФЗ «Об исполнительном производстве»), а реализация производится посредством продажи.

Тем не менее к настоящему времени в обороте уже встречаются так называемые стейблкоины, т.е. криптовалюты, чья стоимость обеспечена возможностью обмена их на определенные активы либо привязкой их курса к стоимости определенных активов¹⁹. В этом смысле стейблкоины по экономическим свойствам приближаются к долговым²⁰ или производным ценным бумагам. Это вносит некоторые коррективы в процесс обращения взыскания на них. Так, если стоимость криптовалюты привязана к стоимости определенных рыночных активов (так называемая стабильная привязка²¹), то теоретически судебный пристав-исполнитель может оценить стоимость таких активов самостоятельно или в порядке ч. 5 ст. 85 ФЗ «Об исполнительном производстве», не прибегая к услугам специалиста-оценщика. Если же речь идет о стейблкоинах, обеспеченных реальными активами (в особенности, фиатными средствами, т.е. деньгами), вероятно, судебный пристав должен отдать приоритет не продаже таких активов, что может быть связано с отдельными трудностями, а обмену их на обеспечивающий актив (например, в порядке ст. 76 ФЗ «Об исполнительном производстве»).

Таким образом, вид криптовалюты, изъятой у должника, тоже может иметь значение для определения надлежащего порядка обращения на нее, и это должно быть отражено в законодательстве об исполнительном производстве.

Заключение

Как видно, в целом, за исключением ряда узких мест (некоторые из которых, например проблема поиска криптовалюты и идентификации ее владельца, впрочем, довольно концептуальны), существующий инструментарий исполнительного производства представляется достаточным для выстраивания механизма обращения взыскания на цифровую валюту. В этом смысле построение такого механизма требует, на наш взгляд, скорее точечного изменения законодательства и формирования методики принудительного исполнения в отношении цифровой валюты, чем полного переосмысления исполнительного производства, хотя и альтернативные предложения (Kozlachkov et al., 2022) требуют внимательнейшего изучения и осмысления. Другой вопрос, насколько такой механизм будет эффективен.

Эффективность принудительного исполнения за счет цифровых активов — это не только вопрос исполнительного производства, но и не в последнюю очередь вопрос создания прозрачных и контролируемых государством криптовалютных рынков, финансового и налогового контроля, информационного суверенитета. Поэтому даже выработка надлежащих правовых механизмов обращения взыскания на цифровую валюту в рамках исполнительного производства сама по себе не является гарантией высокой эффективности данных механизмов на практике. Эта проблема существует в мировом масштабе, и, насколько известно, еще ни одной стране не удалось решить ее в полном объеме.